С ВОЙНЫ начиналась взрослая жизнь 7-летней Шуры. Сорок лет прошло, а в память врезалось навсегда самое начало того пекла — Великой Отечественной. Семья Шуры жила под Брянском, в Фастовическом районе. В двух километрах от поселка проходила железная дорога, по которой враг хотел прорваться к Москве. Все видели, слышали, запоминали дети, ставшие взрослыми в один страшный день. Посыпались стекла из окон домов, заухали разрывы на станции, грохот летевших под откос эшелонов доносился и сюда, в поселок. Беженцы заполнили все дороги. В этот горестный поток мать втолкнула и весь свой выводок — десять детей. При очередной бомбежке все побежали в лес, а после нее полицаи выгнали всех, кого нашли, согнали в кучу, на их глазах сожгли деревню, ненадолго приютившую беженцев — не будете больше партизанам помогать! Потом объявили, что на каком-то километре дороги, Шура не запомнила, на каком, убит немецкий офицер, и за это расстреляют всех, кого удалось поймать. Мать в ужасе пыталась вытолкнуть из толпы хоть старших детей, а младшие жались возле нее державшей на руках 3-месячного Ваню.
Вдруг подошла легковая машина, полицаи перестали кричать и бегать, все замерли. Вышел седой старый немец, пошел вдоль строя. Остановился как раз против этой огромной семьи — одна такая в толпе оказалась. Что-то сказал по-своему, однако толпа поняла: расстрела не будет! Потом перевели: «Господин офицер сказал, что вы — мирные жители, а не партизаны. Будете работать на Великую Германии!». Это потом уже мама детям все не раз повторяла, а, тогда что могли запомнить малыши, кроме страха, воя, голода. И погнали «рабов Великой Германии» всех без разбора — малых и старых назад по изрытой, измешанной в пыль дороге. Троим из старших сестер: Марии, Елене, Евдокии в этой суматохе удалось убежать, а мать сурово молчала, только все пересчитывала младших: все ли тут, не отстал ли кто?
Потом Шуре запомнился лес, в котором снова скрывались сумевшие убежать (опять при бомбежке) семьи. Питались корнями, да листвой. Потом снова облава и кричащая на все голоса толпа, зажатая на узкой дороге полицаями. Мать вручную тянула какую то повозку со скудным скарбом, а все дети помогали ей, как могли...
Война огромным тяжелым катком прогрохотала по детству Шуры и долго еще давала знать о себе кошмарными снами, холодом, голодом, непосильным трудом.
Отец, о котором с первых дней войны не было никаких известий, каким-то чудом — только в книжках недоверчиво читаем о таком! — отыскал после одного из боев своих сестер, тех, что гнали в Германию, и смог, наконец, что-то узнать о жене, о детях. Ничего утешительного не смогли рассказать ему сестры.
А семья в это время вернулась на свою станцию, уже освобожденную от врага. Сумели добраться до нее и сбежавшие сестры Шуры. Старшей, Мане, шел уже 21-й год, она и стала первой опорой матери. Выкопали они вручную землянку, вот и первое мирное дело сделали жилье заимели. В колхозе, где стали работать, не было ни одной лошади, ни одной коровы — на себе и пахали, и боронили. И ни одного здорового мужчины на весь колхоз! Все дети с 11 лет работали наравне со взрослыми от зари до зари. А что для себя нужно сделать — это уж после зари, в короткие предрассветные часы. Зато, когда отец вернулся с фронта, дочери встретили его в своем, своими руками срубленном доме! «Всего добиваться своими рунами, своим трудом» — такая уж у них неписаная заповедь семьи, в которой росло 10 детей, а потом было у родителей 40 внуков и 19 правнуков. Им ли не знать, какое это счастье — мир на земле!
Все десятеро детей уцелели — и в этом великий подвиг матери, сумевшей уберечь всех (сама она в оккупации тайком от детей помогала партизанам, отлично зная, что в случае чего не пощадят никого из детей!). Все десятеро имеют сейчас свои семьи, разъехались по всей стране, а вот родителям долго жить не пришлось...
40 ЛЕТ прошло с начала войны целую жизнь можно прожить, не зная воя бомб, свиста пуль, окрика врага: Я хочу, чтобы только был мир на земле, чтобы мои дети и внуки, которых у меня уже семеро, не видели того, что испытали мы, чтобы светило яркое солнце, да мирное небо было над нашими головами. Чтобы наши дети не слышали грохота канонады, да рвущихся бомб. Пусть будет только мир на земле!» — как понятны эти идущие от всего сердца слова женщины, для которой война началась на самом пороге жизни, и которая всей своей жизнью отвергает войну: всего можно добиться, все можно сделать, пусть только будет мир на земле.
Вдруг подошла легковая машина, полицаи перестали кричать и бегать, все замерли. Вышел седой старый немец, пошел вдоль строя. Остановился как раз против этой огромной семьи — одна такая в толпе оказалась. Что-то сказал по-своему, однако толпа поняла: расстрела не будет! Потом перевели: «Господин офицер сказал, что вы — мирные жители, а не партизаны. Будете работать на Великую Германии!». Это потом уже мама детям все не раз повторяла, а, тогда что могли запомнить малыши, кроме страха, воя, голода. И погнали «рабов Великой Германии» всех без разбора — малых и старых назад по изрытой, измешанной в пыль дороге. Троим из старших сестер: Марии, Елене, Евдокии в этой суматохе удалось убежать, а мать сурово молчала, только все пересчитывала младших: все ли тут, не отстал ли кто?
Потом Шуре запомнился лес, в котором снова скрывались сумевшие убежать (опять при бомбежке) семьи. Питались корнями, да листвой. Потом снова облава и кричащая на все голоса толпа, зажатая на узкой дороге полицаями. Мать вручную тянула какую то повозку со скудным скарбом, а все дети помогали ей, как могли...
Война огромным тяжелым катком прогрохотала по детству Шуры и долго еще давала знать о себе кошмарными снами, холодом, голодом, непосильным трудом.
Отец, о котором с первых дней войны не было никаких известий, каким-то чудом — только в книжках недоверчиво читаем о таком! — отыскал после одного из боев своих сестер, тех, что гнали в Германию, и смог, наконец, что-то узнать о жене, о детях. Ничего утешительного не смогли рассказать ему сестры.
А семья в это время вернулась на свою станцию, уже освобожденную от врага. Сумели добраться до нее и сбежавшие сестры Шуры. Старшей, Мане, шел уже 21-й год, она и стала первой опорой матери. Выкопали они вручную землянку, вот и первое мирное дело сделали жилье заимели. В колхозе, где стали работать, не было ни одной лошади, ни одной коровы — на себе и пахали, и боронили. И ни одного здорового мужчины на весь колхоз! Все дети с 11 лет работали наравне со взрослыми от зари до зари. А что для себя нужно сделать — это уж после зари, в короткие предрассветные часы. Зато, когда отец вернулся с фронта, дочери встретили его в своем, своими руками срубленном доме! «Всего добиваться своими рунами, своим трудом» — такая уж у них неписаная заповедь семьи, в которой росло 10 детей, а потом было у родителей 40 внуков и 19 правнуков. Им ли не знать, какое это счастье — мир на земле!
Все десятеро детей уцелели — и в этом великий подвиг матери, сумевшей уберечь всех (сама она в оккупации тайком от детей помогала партизанам, отлично зная, что в случае чего не пощадят никого из детей!). Все десятеро имеют сейчас свои семьи, разъехались по всей стране, а вот родителям долго жить не пришлось...
40 ЛЕТ прошло с начала войны целую жизнь можно прожить, не зная воя бомб, свиста пуль, окрика врага: Я хочу, чтобы только был мир на земле, чтобы мои дети и внуки, которых у меня уже семеро, не видели того, что испытали мы, чтобы светило яркое солнце, да мирное небо было над нашими головами. Чтобы наши дети не слышали грохота канонады, да рвущихся бомб. Пусть будет только мир на земле!» — как понятны эти идущие от всего сердца слова женщины, для которой война началась на самом пороге жизни, и которая всей своей жизнью отвергает войну: всего можно добиться, все можно сделать, пусть только будет мир на земле.